Про лопаты, топоры и сумасшедшего прохожего

В некотором царстве, в некотором государстве жили-были топор да лопата. Жили они дружно. Топор рубил дрова, продавал и себе печь топил. Тесал брёвна, когда дом или сарай построить надо. Иногда обухом столбы вколачивал, если забор делал. Лопата копала землю, сажала картошку, лук и помидоры.

Были у них детки: топорята и лопатки. Топорята с пелёнок точили лезвийце, тренировали обушок, крепили топорище – их топоры учили рубить да тесать, да колы забивать. А лопатки прямили полотно и рукоятку, чтобы не гнулись, не ломались, были стройные и прочные. Их большие лопаты учили копать да сажать. Так и жили в согласии. В чужое дело никто не лез, поэтому было тихо и спокойно.

Однажды копала лопата в огороде, а мимо проходил человек. Посмотрел он на лопату, подозвал и говорит:

— Слушай, лопата. Вот смотрю я на тебя – и сердце моё кровью обливается от жалости к тебе. Пока ты тут в грязи да земле ковыряешься, с червями да навозными жуками, твой муж-то в чистоте да благости – рубит себе чистенькие берёзки, да и горя не знает! Порубит – отдохнёт, лезвие поточит. Благодать! А ты горбатишься с утра до ночи тут, кормишь всю семью!

Запали слова прохожего в сердце лопате. «И правда, — думает она. – Пока я тут в грязной земле вожусь, он там в лесочке хворосточек рубит, молодые осинки тешет. Устрою-ка я ему вечером выволочку за это!» Не ведала она, что прохожий-то был псих, шизофреник. Он недавно из психушки сбежал и скрывался.

Пришёл домой топор, а лопата и ну ему выговаривать!

— Ах ты лодырь такой-разэдакий! Повадился там в лесу фелонить, пока я тут в грязи да навозе хлыстаюсь-мутыскаюсь!

Сколько не объяснял топор, что семья его дровами живёт – ни в какую. Лопата так разошлась, что только пар не идёт.

На следующий день копает лопата, а сама на дорогу поглядывает: не идёт ли тот добрый человек. Идёт! Подходит и спрашивает:

— Ну что, лопата, опять возишься?

— Да, — говорит лопата. – Ну уж я топору вчера мозг-то отполировала! Теперь точно филонить не будет.

— Э-э, — покачал головой человек. – Мало этого. Ты сходи, собери другие лопаты да скажи, что отныне земляное рабство для лопат заканчивается. Теперь всё поровну: половину дня топоры рубят, половину – копают. И лопаты так же.

Задумалась лопата. Как же она будет рубить? Она же не топор! Тонкая, погнётся, затупится. Да и топором много не вскопаешь. Говорит она об этом прохожему. Тот рассмеялся да отвечает:

— Глупости всё это. Устаревшая идеология. Смотри: топоры и лопаты из одного железа сделаны, на одной кузне выкованы. Значит, разницы нет. И топорища с черенками – из одгого дерева. Тоже разницы нет. Значит, вы суть одно и то же. А что там говорят, будто у топоров и лопат назначение разное, так это от шовинизьму. Это устаревшие империалистические догмы. Это всё топоры придумали, чтобы вас на грязную работу отправить, а самим осинки затёсывать в лесу, пока вы, лопаты, не видите.

Так лопата и поступила. Бросила копать, собрала других лопат и всё поведала, что прохожий-то сказал. Лопаты вначале засумлевались, но потом приободрились. Умный да добрый человек плохого не насоветует. Собрались они и стоят на площади. Кричат в порыве воодушевления. Возвращаются топоры с работы, видят толпу орущих лопат на площади. Подходят, спрашивают.

— Всё, топоры, шабаш! – кричит первая лопата. Другие лопаты её главлопатой выбрали. – Хватит нас эксплуатировать! Даёшь полное равенство! Теперь вы половину огорода вскапываете, а мы половину осинок будем рубить!

Топоры в недоумении помялись – такого-то они от лопат не ожидали.

— Дык там это… не только осинки-то. – Промямлили топоры. – Там и дубы, и груши, и клёны. Их мы-то едва срубаем, всё лезвие затупим…

— Вы эти устаревшие догмы оставьте! – закричала главлопата в гневе. – Это вы всё придумали, чтобы нас угнетать! Мы из одного железа деланы, на одной кузнице! Черенки и топорища опять же из одного дерева! Так что полное равенство! Нам так добрый человек сказал!

Пожали плечами топоры. Они были спокойные и рассудительные. Спорить не стали. Решили: пусть пойдут да попробуют. Не получится у них рубить дубы да клёны – сами поймут, что глупость сморозили, бросят да вернутся в огород.

Наутро приходят лопаты в лес и отправляют топоров в огород. А сами – давай рубить! Кому тонкая ветёлка или осинка попадётся – вроде ничего, получается немного. А кому дуб да ясень – бесполезно. Бьются лопаты – а только что кору сдирают да себе полотно гнут. Не идёт у них это.

А топоры тем временем пришли на огород, постояли-постояли – да начали копать. Делать-то нечего, кто-то обихаживать землю должен. Коли уж лопаты ушли рубить. Копают топоры, а что-то не идёт работа. В землю глубоко не воткнёшься. Пласт не вывернешь. Так только – тюк да мяк по поверхности. А земля для топора – гибель! Лезвие тупит – на раз! Порубишь так землю-то пять минут – и почитай топор испортил. Так топоры ничего почти и не сделали, только кромки себе затупили.

Подходит обед. Видят лопаты – не получается у них рубить. Но лопаты-то хитрые, не то что топоры-простоплёты. Собрались лопаты в круг да и говорят:

— Давайте мы скажем, что рубить дубы да груши – не наше лопачье дело. Это угнетение. Давайте мы потребуем у топоров, чтобы они сами дубы рубили, а мы – лозняк да молодой осинничек.

На том и сошлись. Приходят лопаты, глядь – а грядки-то почти не вскопаны. Разозлились лопаты, раскричались:

— Это такие-то вы работнички! Пока мы там потели, ваши дубы треклятые рубили, вы тут грядки царапали! Ни на что не годны! В лесу нас нарочно на дубы поставили, чтобы угнетать, и тут ничего не сделали! Чтобы завтра сняли нас с дубов и поставили на лозняк! А эти грядки ночью докапывайте, некогда нам ваши недоделки исправлять!

Пожали плечами топоры. Правда, думают, им ведь дубы-то сложно рубить. Они же слабые лопаты, заточены для земли. Пусть уж кустарник рубят. Ну а что насчёт земли – спору нет, сработали мы неважно, ночью докопаем.

Спят лопаты, а топоры копают. Наутро идут все вместе в лес. Встали лопаты на лозняк – только ветки летят. А топоры – к дубам. Да не тут-то было. Кромки-то затуплены, да как! Бьют по стволу, а только отскакивают. Что обух, что кромка – всё одно стало.

Увидели это лопаты да как разорутся:

— Ах вы негодные лодыри! Вы не только копать – вы и рубить не умеете оказывается! Вон мы уже кучу нарубили, а вы только у стволов пляшете! На нашем горбу хотите выехать?! Не выйдет! Мы с вами, лентяями, нашим лозняком делиться не станем, даже не надейтесь! И с огорода не берите, коли копать не умеете!

Так и повелось у них. Лопаты и ивняк себе оставляют, и с огорода всё себе берут. Топоры-то копать не могут. А топоры лезвия-то всё-таки заточили, да только дубовые брёвна всё одно приходится с лопатами делить. Семья ведь. Топоры должны содержать лопат да детишек.

Однажды пошептались топоры, мол, несправедливо это выходит. Мы работаем на всех, а лопаты всё, что получают трудом, себе оставляют. Да ещё и себе взяли самый лёгкий труд, а нам оставили самый тяжёлый. Сказали они это лопатам. Вы, мол, тоже должны на всю семью работать. А те в ответ: «Лопаты должны быть счастливы, а больше они никому ничего не должны!». «Дуры эти лопаты», — покачали головой топоры. Вздохнули да дальше пошли дубы рубить.

Однажды стоят лопаты на площади. Обсуждают дела. Главлопата поздравляет всех с победой. И видят – идёт тот самый человек, который посоветовал равенство. Подходит и говорит:

— Рано радуетесь, лопаты.

— Почто так? – удивились лопаты. – Равенства мы добились. С топорами плодами нашего труда не делимся – они этого не наработали. А дубы пополам делим – семья ведь. Дубы должны содержать семью. Всё, вроде, пора расходиться.

— Э, нет, — улыбнулся человек загадочно. – Вы знаете, зачем топорам на самом деле лезвие да обух?

— Ну, это, рубить да забивать, ясно же…

— Не-е-ет, — елейно протянул человек. – Лезвиями они вас порубят. Это орудие насилия. Или вы думаете, ваши тонкие черенки устоят? Видели вчера, как эти гады на вашу картошку да лозняк поглядывали?! Да лезвия свои проклятые топориные точили!

— Да ну! – ахнули лопаты.— Неужто поглядывали?! Вот сволочи!

— А обухи – они знаете для чего? – продолжал человек. – Думаете, колья забивать! Не тут-то было! Эти обухи топоры специально укрепляют, чтобы ваши полотна, стройные да красивые, измять-изломать!

— Ах вороги! – воскликнули лопаты. – Так вот для чего топорам лезвия да обухи! Чтобы над нами насилие учинять!

— А вы соберитесь да постановите на лопатном собрании затупить всем топорам лезвия камнем. В мерах борьбы с семейным насилием. А обухи болгарками поотпиливайте. Вот тогда будет равенство и полный либерализьм!

Лопаты тут же на лопатсовете постановили в целях борьбы с насилием затупить топорам лезвия куском гранита, а обухи болгаркой отпилить. Правда, как это сделать? Топоры же, наверно, сопротивляться будут! Решили лопаты: тех топоров, которые не захотят себе ради равенства обух отрезать да лезвие затупить, называть шовинистами. И угнетателями.

И дело пошло. Оказывается, среди топоров нашлись такие, кто сам повинился. Да, мол, мы, топоры, веками угнетали лопаты, а ещё и угрозу таим в себе – лезвие да обух. Где тут гранит да болгарка, пойду сам себе срежу да затуплю! Я за равенство! Я за либерализьм! И другие топоры тоже: если, дескать, без такого нельзя либерализьм и равенство построить, то мы даже готовы себе топорища вырвать.

Затупили они себе лезвия, отрезали обухи. Топорища без обуха вывалились. И стали топоры совсем либеральные и равные. Собрались они с лопатами и стали отлавливать других топоров. Тех, которые не хотели либерализьма и равенства. Да отпиливать у них обухи. И лезвия тупить. А некоторые лопаты придумали двух топоров стравливать, чтобы они, значит, дрались. Так часть топоров друг друга и залибералила. И наступило полное равенство. Либерализьм и навели.

Пошли ззалибераленые топоры в лес рубить дубы. Тук – да никак. Тук – да никак. Без острой кромки да топорища не срубишь. Наломали что могли – гнилушки да ветки. Возвращаются они домой, понурые, виноватые. А лопаты видят: нет дубов! Одни гнилушки на сучья.

— Ах вы негодяи! Уже вообще стыд потеряли! Какие же вы топоры, коли семью прокормить не можете! А ну вон из дому, тунеядцы, лодыри, козлы! Раньше-то топоры были настоящие топоры, а теперь какие-то топоришки!

Хотели топоры возмутиться, мол, это же вы сами нас такими сделали, в целях этого вашего там равенства и либерализьма! Но не тут-то было!

— Не можете работать нормально – нечего на равенство кивать! – орут одни. – Подумаешь, лезвийце затупили, уси-пуси, ребёночка обидели! Подумаешь, обушок отрезали! У нас вот от рождения обухов не было – жиль ведь как-то да работали на всю семью! Вас, тупиц, кормили!

А другие поддакивают:

— Настоящего топора не затупишь! А если не топор, а так, мелочь, то сам виноват!

А либеральные топоры – те громче всех орут, неистово:

— Вы шовинисьты проклятые! Хотели лопат изрубить да картошку отнять! Пора прекратить вековое угнетение лопат! Проваливайте отсюда, дикари!

Хотели уйти топоры, собрали топорят, да лопаты не пустили.

— Нечего топорят забирать! Такие никчёмные топоры не должны детей портить. Проваливайте одни. А мы тут воспитаем детишек в согласии и равенстве. Идите в лес живите.

Ушли топоры, да и то не всё. Через три дня приходят к ним те, либеральные, топоры и говорят:

— Думаете, ушли и всё? А ну гоните дубы да ясени лопатам! Думаете, детей наковали – и всё?

— Дык у нас их отняли, детей-то! – взмолились топоры. – мы их хотели взять, да лопаты не дали.

— А вы что же, не знаете, что по равенским законам дети остаются с лопатами, а вы обязаны их содержать?! А ну марш работать, уклонисты! И чтобы вечером были дубы! Мы к вам лопатсоветом приставлены, дань с вас взимать!

Послушались топоры. Да только о дубах-то уже речи нет. Наломали гнилушек. Возвращаются вечером приставленные – а дубов нету!

— И это всё, что вы даёте своим детям?! Значит, решили отлынивать?! Ну ничего! Найдём на вас управу. Долг будет накручиваться. Полпроцента в день. Каждые полгода – две нормы дубов отдать лопатам!

Да какие там дубы! Постучали топоры, поломали гнилушек – да и сгинули. Пришли приставленные: дубов нет, а топоры валяются все ржавые.

А лопаты, когда топоров-то выгнали, вначале обрадовались. Теперь всё с огорода ихнее, да лозняк ихний, да ещё с топоров дань дубовая – тоже ихняя. А детей решили воспитывать как равенство велит. Чтобы настоящие топоры получались. Без обухов и лезвий. Топорятам решили прямо с рождения обухи долой, а лезвие тупить нещадно. Чтобы, как вырастут, даже следа его не было.

Только вот ведь – нет дубов. Приставленные говорят, топоры-то выгнанные в лесу померли все. Ржавые куски одни валяются. Покосились избы у лопат, потолки повисли. Всё гниёт, а ремонту нету. Лопаты не сдюжат. Нет у них такого навыку. Вначале была надежда на маленьких топорят – подрастут, мол, будет опора матерям взамен этих никчёмных топоров. Но они, когда вырастали, тоже оказывались неспособны рубить дубы да избы ставить. Их тоже выгнали. Видно перевелись нынче настоящие топоры, решили лопаты. Так избы-то лопатные и развалились. Заржавели лопаты, черенки все погнили под дождём. И тоже сгинули.

А тот человек прошёл да собрал ржавые топоры да лопаты. Да в металлолом сдал. И купил себе большую виллу. Он вовсе не псих был, а хитрый делец.

Из книги «Ненастоящий мужчина«