Сегодня мы воспринимаем столицу Южной Якутии в ее сегодняшнем виде как факт, как окончательную данность. На самом деле, 40-летний (всего навсего!) город, делающий только первые шаги в истории, творился совсем недавно — практически на наших глазах. И живы люди, которые сами его творили, и пока еще очень многое могут рассказать о первых годах Нерюнгри.
«За 40 лет многое забылось, но время от времени надо вспоминать, что это была за стройка, какой невероятный был накал событий! Пока мы живы, более-менее здоровы, пока еще при памяти и в сознании, мы будем говорить об этом на каждом углу», — заявил почетный гражданин города с 1989 года, ныне 78-летний Петр Федоров.
Вместе с другим почетным гражданином, своим «преемником» на посту председателя исполкома Нерюнгринского городского совета народных депутатов – 64-летним Леонидом Торговкиным – Петр Семенович приехал в Нерюнгри незадолго до юбилея, чтобы встретиться с представителями молодого поколения нерюнгринцев и рассказать им «из первых уст» — как все было на самом деле.
ПЛАЧУЩИЕ ЯПОНЦЫ
1951-й год, когда советские геологи впервые увидели нерюнгринский уголь, и 1974-й год, когда здесь решили строить большой город, разделяет почти четверть века. Всё это время ушло на то, чтобы понять, каким чудом является Нерюнгринское угольное месторождение. Может быть, СССР так бы и не решился на этот подвиг – строительство 100-тысячного города в глухой тайге, если бы не… японцы.
«Мне рассказывали, как в 1974 году, когда японцы впервые приехали в Нерюнгри, их повели на южный портал разреза. С 60-х годов там добывали энергетический уголь для Чульманской ГРЭС и для алданского ЖКХ. Когда японцы узнали, что мощность пласта коксующегося угля здесь составляет 74 метра, они встали на колени и заплакали. Мы сами, наверное, до сих пор не поняли, какое богатство там лежит. А японцы уже тогда всё знали. С ними так и договорились: они поставляли нам свою и американскую технику, мы должны были расплачиваться за неё углём», — рассказывает Петр Федоров.
Япония предоставила на строительство ЮЯТПК кредит – 450 млн долларов. Предполагалось, что на покрытие кредита углем Нерюнгринскому угольному разрезу понадобится 20 лет. В 1983 году мы должны были поставить Японии 3,2 млн тонн угля, в 1984-м – 4,2 млн, в 1985 – 5,5 млн тонн, и так далее – вплоть до 1995 года.
Но нашей стране неожиданно повезло. Мировая цена на коксовый концентрат резко выросла, и кредит СССР отдал всего лишь за 7 лет. Уже в 1982 году мы все вернули! Дальше уголек уже пошел только наш.
И все же первоначальные планы были намного шире. Что такое уголь? Всего лишь сырье, которое надо бросить в печку. Желательно не в обычную, подогревающую воду в батареях, а в печь мартеновскую. Коксующегося угля-то в Нерюнгринском районе – миллиарды тонн.
То есть с самого начала речь шла о намного большем, чем просто об угле. Металлургия! Вот чем на самом деле должен был заниматься Нерюнгри.
МЕТАЛЛУРГИЯ И ФАРМАЦЕВТИКА
«Еще в 1974 году Совет министров СССР поставил задачу создать в Южной Якутии крупнейшую металлургическую базу со строительством металлургического комбината на Таежном месторождении железной руды. Площадку под базу мы определили ставить в районе Хатыми. В 1978 году прошел Экономический совет БАМа во главе с академиком Аганбегяном. Первый секретарь обкома Гавриил Чиряев везде доказывал, что металлургический комбинат надо ставить именно там, где уголь, то есть в Южной Якутии. Не успел, а после него пролоббировать этот вопрос было некому. Потом активное движение на эту тему пошло в 1987 году, когда угольный Нерюнгри уже был практически построен, надо было двигаться дальше. Приезжала комиссия министерства черной металлургии. Я три дня летал с ними на вертолете по тайге, выбирали места. Тоже не получилось, там уже перестройка началась. А если бы на Таежном все-таки построили металлургический завод, то там же бы вырос и газохимический комбинат. В Нерюнгринском угольном разрезе мы планировали шахтную добычу угольного пласта. Вся инфраструктура была изначально рассчитана на это. А сейчас этим проектом давно никто не занимается», — вспоминает Петр Федоров.
Вообще, по первоначальному замыслу Нерюнгри не должен был стать городом только угольщиков. В 70-е годы здесь планировали поставить фармацевтический завод. В 80-е годы шла речь о швейной фабрике. В «нулевые годы» вроде бы вернулись к железорудным проектам, заодно вернулись в 50-е годы, когда шла речь о каскаде гидроэлектростанций и добыче урана.
Но пока все остается на бумаге, а Нерюнгри, кроме большого количества угля и небольшого количества золота, ничего пока не добывает и в больших масштабах не производит.
Оставаться моногородом в сегодняшней экономике очень рискованно. Поэтому хочется верить, что главная история сегодняшнего города-юбиляра еще впереди.
МАЛОЙ КРОВЬЮ… НЕ ПОЛУЧИТСЯ
С самого начала строительства Нерюнгри здесь боролись две взаимоисключающие тенденции. Первая — сделать всё добротно и навека. Поставить огромный город, многоотраслевой, с разноплановой экономикой. На память об этой тенденции осталась тайга там, где южнее улицы Мира, а также между Мира и Геологов, должны были вырасти еще три городских квартала. И как следствие несбывшегося — немного асимметричная форма — в целом очень гармонично и красиво построенного города.
Вторая тенденция — добиться сиюминутных целей с минимальными затратами. Взять уголь только за японские деньги, своих не тратить.
В итоге не получилось ни того, ни другого. Вышло нечто среднее – то, что мы сегодня видим и знаем.
«Сначала хотели обойтись малыми деньгами. Думали, построим Пионерный поселок, и хватит. Но потом поняли, что большой город строить все-таки придется», – говорит Леонид Торговкин.
Как вспоминает Петр Федоров, поначалу планировалось нечто вроде, говоря современным языком, вахтового поселка. Нерюнгри должен был на 60% состоять из холостяков, и только 40% должны были стать семейными. Да и то, семейным поначалу приезжать партия не разрешала.
Расчет понятен: «город холостяков» требовал меньше школ, детсадов и больниц. Кстати, поначалу так и было – в отличие от сегодняшней ситуации, когда Нерюнгри стал «городом женщин», мужчин в первые годы было на 20% больше!
Но партия, видимо, тогда бросила клич слишком громко. Молодые люди – сначала, конечно, мужчины — начали приезжать очень активно. 1 января 1975 года в Нерюнгри было 2 тысячи жителей. В 1976-м году нерюнгринцев стало 5,4 тысячи человек. В 1978-м году население Нерюнгри стало 16,3 тысячи человек. За три года – в восемь раз! Геометрическая прогрессия! Какой уж тут вахтовый поселок при таких масштабах строительства?
Стройка была грандиозная, быстро потребовались и девушки. Куда же нам без них – умных, умелых, грамотных и красивых?
Так они и встретились в Нерюнгри – парни и девушки со всей большой страны. А где молодые люди — там любовь, там семьи, там дети. Даешь новые школы, даешь детские сады! Мы сами же их и построим для своих детей!
После этого загнать Нерюнгри в вахтовый поселок было уже невозможно, и так он стал настоящим, полноценным городом, который мы сегодня знаем.
Так что денег потратили немало. В 1982 году первый секретарь горкома КПСС Иван Пьянков сообщил, что стоимость комплекса, которая поначалу определялась в 1,080 млрд рублей утвердилась в 2,680 млрд рублей. Это тогдашних, «тяжелых» рублей, когда доллар стоил 69 копеек, а не 63 рубля! Вот сколько стоил Нерюнгри!
РОМАНТИКА ИЛИ ДЕНЬГИ?
Сбылись ли мечты тех, кто ехал сюда в 70-е? Сначала, наверное, надо спросить, о чем они мечтали, собираясь в новый необжитой край.
Мы спрашивали у многих первостроителей: ехали вы сюда «за туманом и за запахом тайги», или все-таки за деньгами и целевыми вкладами? Петр Федоров и Леонид Торговкин на этот вопрос отвечают честно: и за тем, и за другим! Парадокс восприятия юности в том, что одно другому не мешало, а, наоборот, помогало!
Конечно, была романтика! Да еще какая! Костры и песни под гитару, закопченные чайники над полыхающим огнем, бревна вместо стульев, палатки и чистое звездное небо — это не сказки, это действительно было! И мечты были, и вера в будущее, и оптимизм, и азарт, и много раз потом высмеянный энтузиазм… Всё это было, и всё это прекрасно помнят в Нерюнгри…
На «материке», в разных районах большой страны создавались комсомольско-молодежные отряды, в которые старались не брать, кого попало. Существовал отбор, даже конкуренция. Была в этом конечно, и идеология, но молодежь ехала в Южную Якутию в первую очередь по своему собственному желанию. Испытать себя, найти себя, раскрыться как личности, как специалисту, вырасти профессионально, воспитать в себе характер – что в этом плохого для молодых людей?
Ну и деньги, конечно – они тоже были в мыслях. Это теперь Север никого в Москве, похоже, не интересует. А тогда сюда требовались тысячи, десятки тысяч рабочих рук. Условия были не чета сегодняшним – никакого комфорта! Сталин умер, заключенных на стройку уже особо не пригонишь. Чтобы привлечь рабочую силу, платили коэффициент (тот самый, за который уже 15 лет безуспешно борются нерюнгринские пенсионеры – тогдашние комсомольцы). Были целевые вклады – люди работали, в том числе, и за автомобиль. Не секрет, что некоторые ухитрялись получить (а потом продать) не по одному автомобилю. Но это тоже были стимулы работать здесь, строить новый город.
«Здесь все смешалось: разные люди были. Вы знаете, как осуществлялись оргнаборы: приезжали, допустим, на донецкую шахту и набирали из тех, кто там не пригодился, кто там не был нужен как работник. А в то же время комсомольско-молодежные отряды – это были лучшие из лучших, много идейных ребят, настоящих патриотов. Да, зарплата, целевые, жилье давали. С жильем тогда по всей стране было трудно, а здесь его строили, и люди его получали. Были и такие: приехали в Нерюнгри, три года отработали, машины купили и поехали дальше — на Сахалин, на Шпицберген… Знаю и таких. Осуждать за это людей нельзя: каждый ищет, где ему лучше. Это наше дело было — создавать людям такие условия, чтобы они здесь оставались», — говорит Леонид Торговкин.
Да, было материальное стимулирование, мотивация, возможность получать высокую заработную плату за хороший труд. В отличие от сегодняшнего дня, когда начальники, бывает, получают в 10-20 раз больше своих подчиненных, оплата труда рабочих была справедливой. Простой рабочий мог получать тысячу рублей в месяц, и это была очень большая зарплата для того времени (колбаса стоила 2,2 рубля, мясо – 3 рубля за килограмм).
«Разные люди приезжали. И настоящие патриоты — люди, которые в буквальном смысле умирали на работе. Два начальника управлений у нас из-за инфарктов скончались. И за длинным рублем тоже многие приезжали. Многие не выдерживали условий, сбегали. В «Якутуглестрое» в те годы текучка была – 42 процента! Почти каждый второй убегал!», — вспоминает Петр Федоров.
ПАЛАТКИ И БАЛКИ
Город строился, хотя и рекордно быстро, но не так легко, как хотелось бы. О чем говорить, если даже начальники жили в бараках. Второму человеку в районе – Петру Федорову (первым по рангу был Иван Пьянков) – приходилось жить в так называемой «японской гостинице».
«Восемь коек в комнате, раскладушки в фойе. Каждую ночь приходилось искать свободную койку. Хорошо, если кто-то в командировку уезжал. Обедали в столовой. Там было не протолкнуться. Для нас, начальников, сделали пристрой. Но и он не отапливался, так что ели в шубах и в зимних шапках», — вспоминает сегодня Петр Федоров.
Если уж у начальников так было, то, что говорить о простых людях! Как знают даже представители молодого поколения коренных нерюнгринцев, особенно долго люди жили в балках. Слова, которое обозначает этот вид человеческого жилища, нет даже в словаре. И в Википедии вы его не найдете! Балки – это, наверное, чисто «бамовское» явление, такого нигде больше не было – ни на севере Якутии (там климат не позволяет, там больше кунги и вагончики), ни, тем более, на материке. Жилья всем не хватало, последнюю палатку убрали 5 ноября 1976 года, и возникло такое стихийное строительство, которому ничего не могли противопоставить власти.
«В 70-е годы в старом городе было 3 тысячи балков! Балки строили из ворованных материалов. Мы знали, кто ворует, где ворует, но ничего сделать не могли. Хозяева балков ухитрялись их даже продавать – это в то время, когда жилье не могло быть в частной собственности! Сколько раз повторялась ситуация: живет в балке семья. У них дети – мал-мала-меньше. Даем им квартиру – с условием, что свой балок вы оставляете. Хорошо, говорит, приходит за ордером, вселяется. Утром пригоняем бульдозер – сносить этот балок, а там уже другие живут. И у этих дети – мал-мала-меньше», — рассказывает Леонид Торговкин.
Первые дома в Нерюнгри строили без балконов. Местные власти и жители роптали: как это в Якутии – и без балконов: а где хранить зимой мясо, рыбу? Но партия решила: тепло надо беречь, квартиры закупорить, окна минимизировать, никаких балконов. Через пару лет решили строить все-таки с балконами. Балконы были неутепленные, и нерюнгринцы стали утеплять их сами. У каждого свои руки и свои возможности, получилось – кто во что горазд! Первый секретарь Пьянков посмотрел, возмутился внешним видом города и остеклять балконы жителям запретил. «До 1983 года балконы не стеклили, а после того, как Пьянков ушел, начали остеклять», — вспоминает Петр Федоров.
ГОРОДСКИЕ ЛЕГЕНДЫ
Первые начальники Нерюнгри подтвердили, что решения по городу принимались постепенно и часто менялись в процессе строительства. Поэтому и сам город получился не таким, каким поначалу задумывался.
Петр Федоров и Леонид Торговкин от души посмеялись над городской легендой о том, что три дома в квартале Д-Е – №2 на улице Карла Маркса, №3/1 и 5/1 на проспекте Дружбы народов — якобы проектировались и строились как три рядом стоящие буквы «С». За ними якобы должен был вырасти четвертый дом – в форме буквы «Р», чтобы получилось «СССР», но грянула перестройка, и четвертый дом построить не успели. Разумеется, все эти россказни – полная ерунда! Три дома имеют такую форму с учетом розы ветров, и ничего общего с советской символикой не имеют.
Проектируя дом №6 по улице Ленина, который некоторое время был самым большим домом в Якутии, ни о каких рекордах не думали. Прозванный «Великой китайской стеной» 10-этажный дом был сдан в 1989 году, в нем 15 подъездов, 540 квартир и почти 1,3 тысячи жителей.
Но мало кто знает, что сделать этот дом таким, как хотелось отцам-основателям, не удалось. Под домом должна была появиться еще и парковка для машин. Как бы она пригодилась нерюнгринцам сегодня! Но сегодня уже поздно, и перестраивать гигантское сооружение никто уже, конечно, не возьмется.
Пресловутые плоские крыши многих домов, школ и детских садов Нерюнгри – это тоже не следствие экономии, а новаторский по тем временам проект. Другое дело, что строили их не очень качественно, и они текут, в связи с чем, квартиры на верхних этажах в Нерюнгри сегодня не пользуются повышенным спросом.
В общем, интересно поговорили! Почетные гости совершенно правы: пока они живы, надо чаще расспрашивать их о былом, потому что никто не знает столько правды про первые годы Нерюнгри, как те, кто его начинал.
Олег СОЛОДУХИН.
Федоров Петр Семенович (на фото слева) родился в 1937 году в Вилюйском районе Якутии. После окончания Вилюйского педучилища в 1957 году работал учителем начальных классов в Аллаиховском районе. В том же году был выдвинут на комсомольскую работу. С 1960 года — секретарь Аллаиховского райкома ВЛКСМ. С 1964 года — инструктор Томпонского райкома КПСС. В 1969 году окончил Хабаровскую высшую партийную школу. Избран вторым секретарем Оймяконского райкома КПСС. В 1975 году был избран вторым секретарем Нерюнгринского горкома КПСС. С 1983 по 1989 год работал председателем исполкома Нерюнгринского горсовета народных депутатов. С 1989 по 1992 годы – управляющий делами Совета Министров Якутской АССР, затем – глава администрации Хангаласского района. Награжден орденом Трудового Красного Знамени. Заслуженный работник народного хозяйства Якутии. Почетный гражданин Вилюйского и Хангаласского улусов, Нерюнгринского района (1989).
Торговкин Леонид Афанасьевич (на фото справа) родился в 1951 году в Олекминском районе Якутии. В 1975 году окончил Челябинский институт механизации и электрификации сельского хозяйства. Работал старшим инженером-электриком Сунтарского районного объединения «Сельхозтехника». Вскоре перешел на комсомольскую работу. Был заведующим орготделом райкома ВЛКСМ в селе Сунтар, инструктором и первым секретарем Олекминского райкома комсомола. С 1979 года – заместитель заведующего отделом пропаганды и агитации Олекминского райкома КПСС. В 1982 году приехал в Нерюнгри. Работал заместителем секретаря парткома комбината «Якутуглестрой». В 1985 году направлен на учебу в Хабаровскую высшую партийную школу, по окончании которой утвержден заведующим отделом пропаганды и агитации Нерюнгринского горкома КПСС. В ноябре 1988 года избран секретарем Нерюнгринского горкома КПСС. С 1989 по 1992 год был председателем городского исполнительного комитета народных депутатов, председателем горсовета Нерюнгри. Затем работал постоянным представителем Якутии в Санкт-Петербурге. С 2002 года — главный федеральный инспектор Дальневосточного федерального округа. Заслуженный работник народного хозяйства РС(Я). Почетный гражданин Нерюнгринского района с 2000 года.